Вряд ли можно предполагать, что основанием для большой и интересной статьи Петра Дейнекина и Валентина Рога "Национальная безопасность в плену теорий" послужила всего лишь последняя фраза моей публикации под названием "Будущее ядерных сил в тисках топорной дипломатии": "Российские СЯС тем более бы ничего не потеряли, если бы все их тяжелые бомбардировщики были переориентированы на решение неядерных задач". В том материале, напомню, обсуждались проблемы наземной и морской составляющих стратегических ядерных сил (СЯС). Скорее всего эти слова только дали повод авторам последующих выступлений на страницах газеты высказать свое мнение о месте тяжелых бомбардировщиков в стратегической триаде.

Кое-что уточним

Свое обоснование Петр Дейнекин и Валентин Рог начинают с напоминания о первом ядерном взрыве в США в 1945 году, о первом боевом применении атомной бомбы с бомбардировщика В-29, о войсковых учениях на Тоцком полигоне, где с самолета Ту-4 была сброшена ядерная бомба. Странно, что авторы забыли упомянуть о сброшенной с Ту-95М на Новую Землю самой мощной водородной бомбе...

Справедливое замечание насчет лидерства ВВС СССР в формировании СЯС страны, их роли как родоначальника ракетных войск стратегического назначения (РВСН) вряд ли имеет хотя бы отдаленное отношение к теме дискуссии о роли авиационных стратегических сил (АСЯС) в нынешних условиях. И никаким образом не подтверждает тезиса о том, что переориентация АСЯС на решение неядерных задач чревата упразднением не только их самих, но и всей триады в целом. И приведет в конечном итоге к лишению России необходимого ядерного потенциала. Разумеется, с точки зрения строгих дефиниций, отсутствие в триаде одного компонента превращает ее в диаду. Но действительно ли это угрожает безопасности страны? Вряд ли с этим можно согласиться.

Хотя дело, конечно же, не в некоторых ошибках в изложении фактического материала. Так, например, утверждение, что переориентация тяжелых бомбардировщиков на неядерные задачи противоречит ряду положений договора СНВ-2 (в статье IV по части, касающейся тяжелых бомбардировщиков - носителей ядерного оружия), лишена смысла. И не только потому, что таких условий в этом договоре не существовало, но прежде всего из-за того, что СНВ-2 давно канул в небытие.

Кроме того, указанные в статье данные по составу стратегической авиации США (189 самолетов) не соответствуют действительности. По данным обмена информацией, в соответствии с договором СНВ-1 в настоящее время в ядерной триаде США находится 243 тяжелых бомбардировщика, в том числе В-1 - 81, В-2 - 20, В-52 - 142.

Приведенные авторами сведения о том, что первая атомная ракетная подводная лодка появилась одновременно с образованием РВСН (1959 год), также ошибочны - она вошла в состав флота только в 1961 году. Известно мне это не только из опубликованных данных, поскольку довелось в составе стартовой команды именно в это время испытывать первые отечественные ракетные атомоходы. Есть достаточно много и других неточностей в статье Петра Дейнекина и Валентина Рога, однако принципиальные возражения связаны, конечно же, не с фактическими погрешностями.

В самом начале статьи авторы отметили, что полемизируют с бывшим начальником головного НИИ РВСН, и это сразу же может перевести дискуссию в разряд банального межвидового перетягивания канатов - между ВВС и РВСН. В связи с этим необходимо подчеркнуть, что 4 ЦНИИ Минобороны - это головной институт по анализу состояния и обоснованию перспектив развития СЯС в целом. И для него традиционными являются непредвзятые объективные результаты исследований вклада и роли каждой составляющей ядерной триады. Не вдаваясь в детали проведенных в свое время исследований, следует только подчеркнуть отсутствие у тех, кто их проводит, какого-либо "видового патриотизма". А если бы он и существовал, проявить его в получаемых оценках все равно не удалось бы, поскольку эти оценки приходится защищать не только перед непредвзятыми специалистами, но и перед приверженцами отдельных видов и родов войск ВС.

Можно и обойтись

Так неужели без авиационной составляющей российские СЯС действительно утратят способность к ядерному сдерживанию? Для ответа на этот вопрос приведем принятые ранее в США и СССР обоснования существованию стратегической ядерной триады. Суть их сводилась к необходимости компенсировать возможную потерю боеспособности какой-либо одной или даже двумя составляющими триады за счет других (в рамках существующих во времена холодной войны) сценариев и моделей обмена массированными ядерными ударами. Прежде всего это касалось сохранения потенциала ответного удара.

Причины утраты боеспособности одного из компонентов триады могли быть самыми разными. Например, недопустимые потери тяжелых бомбардировщиков, резкое снижение живучести отдельных систем вооружения из-за возможных научно-технологических "прорывов", позволяющих достоверно определять местонахождение подводных ракетоносцев в океане по спутному следу или по другим признакам, координаты мобильных пусковых установок на маршрутах патрулирования из-за резкого повышения эффективности средств космической разведки, или, наоборот, из-за неэффективности маскирующих средств и способов.

Подобное резервирование можно было бы оправдывать существовавшими представлениями о реальности массированного обмена ядерными ударами между СССР и США. Но и в эти периоды планирование применения стратегических бомбардировщиков в операциях СЯС, насколько известно, сталкивалось с определенными трудностями как в США, так и в СССР. Главным образом из-за несопоставимой продолжительности операций отдельных составляющих триады: относительной скоротечности действий наземного и морского компонентов по сравнению с авиационным. Сложно представить задачи и цели АСЯС после того, как ядерное сдерживание не выполнило своего предназначения и несколько тысяч боезарядов межбаллистических ракет (МБР) и БРПЛ были бы взорваны на территориях противостоящих сторон и на ТВД. Только в очень горячих или, наоборот, чрезвычайно переохлажденных головах может сохраниться убежденность в целесообразности планирования последующих ядерных ударов крылатыми ракетами по непораженным целям после гибели цивилизации. Не считая такой мелочи, как отсутствие каких-либо данных о том, как будут работать системы управления крылатых ракет по рельефу местности и радиолокационным картам, когда рельеф изменился, бушуют огненные торнадо и сильный радиационный фон создает помехи бортовым радарам.

Конечно, обстановка изменилась настолько, что, по-видимому, обмен ядерными ударами стал далеко не главным и уж точно не единственным сценарием. Должны существовать планы групповых и даже одиночных ядерных ударов. Казалось бы, что АСЯС подходят для этого как нельзя лучше. Может быть, в отдельных случаях это и так, но возникает вопрос: сколько и каких авиационных средств может потребоваться? Может быть, достаточно всего десятка Ту-160, или такие задачи способны решать Ту-22М3? Молчат. Не дают ответа заслуженные представители наших ВВС в своей статье. Так же, как не отвечают и на вопросы о вероятных потерях тяжелых бомбардировщиков и самолетов-заправщиков (последних и так недостаточно) в период относительно продолжительной войны с применением обычного оружия. В обычном противостоянии все составляющие ядерной триады могут понести потери, однако уязвимость авиационной компоненты скорее всего будет выше остальных.

Стремление во что бы то ни стало оставить в неприкосновенности авиационную составляющую СЯС было бы еще хоть как-то оправдано при благополучном состоянии всего парка бомбардировщиков ВВС России. В этом отношении характерной может быть точка зрения одного из главкомов Объединенного стратегического командования США. В беседе представитель ВВС сказал, что не видит задач для своих тяжелых бомбардировщиков с ядерным оружием. Он также отметил, что их не хватает в США (!) для решения неядерных конфликтов. Другой главком - ВМС, - отвечая на вопрос о роли авиации в триаде, не был столь категоричен (скорее всего по этическим соображениям). В то же время, несмотря на то что в США сохраняется структура ядерных сил, власти планируют перевести 146 из 243 бомбардировщиков в категорию неядерных к 2012 году, то есть сократить нынешнюю авиационную компоненту в 2,5 раза.

Но вернемся к российским АСЯС. Возможно, дискуссия о целесообразности переориентации стратегических ядерных сил на неядерные задачи не имеет смысла. Поскольку каких-либо особых препятствий для оснащения тяжелых бомбардировщиков как ядерными, так и неядерными крылатыми ракетами и бомбами нет. Что, насколько известно, и происходит в отношении Ту-160. Но это только на первый взгляд. Дело в том, что ядерные и неядерные тяжелые бомбардировщики по условиям договора СНВ-1 должны иметь наблюдаемые конструктивные отличительные признаки. Самолеты двойного назначения таких признаков не имеют и будут заполнять таким образом суммарную квоту на общий уровень боезарядов по договору СНП. Но заполнение этой квоты по критериям эффективности и стоимости целесообразнее производить за счет наземных МБР с разделяющимися головными частями (РГЧ) и БРПЛ. А все или значительную часть Ту-95МС и Ту-160 перевести в разряд неядерных носителей с соответствующими отличительными признаками. Это позволит не только поддерживать устойчивый ядерный баланс, но и укрепить ослабленные силы общего назначения. А также хранить ядерные крылатые ракеты в резерве - на случай непредсказуемого развития военно-политической обстановки.

Трудно найти реальные доводы, руководствуясь которыми, представители наших ВВС могли бы возражать против такой программы. Принадлежность к СЯС давно уже никаких особых приоритетов в финансировании, как, впрочем, и других привилегий, не дает. В то же время тяжелые бомбардировщики с высокоточными неядерными крылатыми ракетами большой дальности по своим боевым возможностям в российских ВС являются единственным оружием подобного класса, которое позволяет проецировать силу на несколько тысяч километров, не выходя за границы национальной территории. Стратегическая роль таких бомбардировщиков нисколько не меньше ядерных, и в любом случае вероятность их реального применения значительно выше.

Чем меньше, тем лучше

В рассматриваемой статье авторы не совсем точно трактуют предложение по составу подводных ракетоносцев, утверждая, что оно направлено на то, чтобы "…свести к минимуму морскую составляющую отечественных СЯС". В действительности речь идет о постоянном поддержании на боевом патрулировании не меньшего числа ракетных подлодок, чем это имело место в последние два десятилетия. Но за счет улучшения их эксплуатационных характеристик, системы технического обслуживания и ремонта сократить общий состав морских СЯС, доведя таким образом долю подлодок, находящихся на боевом патрулировании, хотя бы до европейского уровня.

Более интересный и глубокий материал по морской составляющей СЯС содержится в статье профессора Григорьева "Интриги, лоббирование и нездоровая конкуренция". Краткость изложения сочетается с профессиональной и достоверной оценкой становления и последующего развития морской составляющей СЯС СССР. Автор подчеркивает исключительно высокий уровень разработок морской ракетной кооперации во главе с ГРЦ "КБ им. академика В.П. Макеева". Считаю возможным сказать даже больше, поскольку сравнение конструкторских решений, материалов, элементной базы комплексов с жидкостными ракетами РВСН и ВМФ, начиная с первых образцов и до современных, как правило, было в пользу последних. Особенно это относилось к энергомассовым характеристикам ракет и еще в большей степени к алгоритмам управления, структуре, элементной базе, устойчивости и надежности бортовых вычислительных машин. Не потому, что в морской кооперации работали более талантливые конструкторы и технологи (таких всегда было достаточно в наших ракетных организациях, и сейчас трудно даже представить, с какой увлеченностью и отдачей работали люди). А прежде всего по причине изначально более высоких требований к морским ракетным системам из-за жестких условий эксплуатации и боевого применения.

Можно понять сожаление не только профессора Григорьева, но и многих других по поводу решения о прекращении работ по морскому ракетному комплексу Д-19УТТХ ("Барк"). Но причины такого поворота событий вряд стоит объяснять интригами, лоббированием и нездоровой конкуренцией. Автор заканчивает свою статью так: "Понять глубинный смысл всех этих преобразований нам не дано… нелишне было бы узнать, кто конкретно принял решение об отстранении ГРЦ "КБ им. академика В.П. Макеева" от работ по морской тематике, то есть фактически о ликвидации этого старейшего конструкторского бюро... Если же это решение непродуманно и ошибочно, то публикация фактического материала существенно упростит работу прокуратуры, когда последствия такого "судьбоносного" решения станут очевидными".

Так что причины прекращения работ "по Барку" на самом деле вовсе не такие, какими они видятся Григорьеву, и излагаются ниже не с целью оставить безработной прокуратуру, которой наше руководство как правило находит достойные занятия, а только для приближения к объективным оценкам принятых решений.

Прежде всего надо отметить, что масса трехступенчатой твердотопливной ракеты комплекса Д-19УТТХ, как и комплекса Д-19, составляла около 90 т (самая большая БРПЛ США Трайдент-2 - 58 т). Для размещения 20 ракет пришлось создавать уникальный по конструкции и характеристикам подводный ракетоносец проекта 941 с подводным водоизмещением более 48 тыс. т. (подводное водоизмещение американской ПЛАРБ "Огайо" с 24 ракетами Трайдент-2 - 18,8 тыс. т). Причины такой гигантомании и отличия от ракет и подлодок США объясняются, во-первых, повышенной массой всех составных частей полезной нагрузки (двигателя и конструкции ступени разведения, системы управления, боеголовок) из-за более низкого по сравнению с американским уровня технического совершенства, которое зависит не от успехов конструкторов, а от качества исходных материалов и элементной базы. Во-вторых, стремлением увеличить дальность ракет с тем, чтобы можно было запускать их не только из ближней морской зоны, но и прямо из мест базирования в надводном положении, что также приводит к увеличению стартовой массы ракеты.

Последнее трудно считать достаточно обоснованным, поскольку запустить БРПЛ из баз возможно только в составе первого ядерного удара СЯС, для которого вполне достаточно одних только стационарных МБР РВСН. Для ответного удара БРПЛ в базах не годятся, поскольку максимально уязвимы со стороны не только ядерных, но и безъядерных средств поражения. А уйти из-под удара по приказу на основании информации от систем раннего предупреждения вряд ли успевают. По-видимому, именно поэтому американские БРПЛ не приспособлены для пусков из надводного положения.

Вот причины, которые привели как к большой массе ракеты, так и к гигантскому, не имеющего аналогов в мире подводному крейсеру с двумя прочными корпусами. На его во многом вынужденную конструкцию оказал влияние целый ряд факторов, в том числе ограничения по осадке в районе завода в Северодвинске и ремонтных баз и некоторые технологические особенности. Еще в Советском Союзе, прежде всего по экономическим причинам, сократили до шести серию этого проекта. Недостроенный корпус седьмого корабля был разобран в 1990 году.

Простые объяснения непростых решений

Профессор Григорьев совершенно прав, утверждая, что в принципе нет оснований прекращать разработку ракетного комплекса после первых трех аварийных пусков, как это имело место в процессе летных испытаний ракеты комплекса Д-19УТТХ, автор почему-то называет их нештатными. История полигонных испытаний знает много примеров их успешного завершения после того, как из первых десяти пусков аварийными оказывались больше половины. Но нужно вспомнить время (1998-1999 годы) и условия, в которых принималось решение об остановке работ по комплексу. В 1998 году - в результате одного дефолта и двух секвестров - на разработки и закупки вооружения СЯС выделили всего одну десятую часть от и без того мизерного плана. К 1997 году из боевого состава флота были выведены еще три из шести подводных крейсеров проекта 941, а головной корабль к тому времени уже около 10 лет стоял на переоборудовании.

Тем, кто сожалеет о завершении жизненного цикла этого класса подлодок и прекращении работ по ракетному комплексу, давно уже надо было прислушаться к морякам, занятым сверхсложной организацией их базирования и обслуживанием. Из-за стесненности большинства существующих пунктов базирования подлодки просто не могли войти в них. Ракеты для ПЛ транспортировались вплоть до причала только по железнодорожной колее, а погрузка происходила при помощи уникального сверхмощного крана. Приходилось слышать, как моряки, включая адмиралов, поговаривали, мол, весь Северный флот буквально "стоит на ушах" при выходе каждого из таких гигантов в море. Это, кстати, одна из причин, почему на воде находится так мало ракетных подлодок, а основная их масса стоит в базах. И об этом прекрасно знает и Григорьев - по опыту работы на Старой площади, в отделе которого мне пришлось как-то увидеть сводные данные.

Необходимо также иметь в виду, что стоимость ракет с новыми рецептурами твердых топлив и современными материалами в значительной мере зависит от их массы. Именно поэтому, а не из-за трех аварийных пусков в конечном итоге и был сделан выбор в пользу БРПЛ, которая почти в три раза легче ракеты комплекса Д-19УТТХ (для нее подлодка проекта 955 получилась с в два раза меньшим водоизмещением). Кроме того, насколько известно, после третьего аварийного пуска разработчикам комплекса по различным причинам не удалось доказать руководству Минобороны, включая ВМФ, а также Совету Безопасности, что в сложившихся условиях они смогут успешно завершить весь цикл летных испытаний.

Выбор в качестве головного разработчика морского комплекса Московского института теплотехники (МИТ) объясняется достаточно просто. Эта организация, во-первых, никогда никакими ракетами кроме твердотопливных не занималась. Во-вторых, известна уникальными способностями разрабатывать наиболее надежные ракетные комплексы различных классов с минимальными потерями на этапах летных испытаний. Конечно, о полной унификации морской ракеты и МБР "Тополь-М", о чем иногда по незнанию упоминает военное руководство, не может идти и речи. Но унификация материалов, отдельных конструктивных решений по ступеням, маршевым двигателям, ступеням разведения и другим элементам позволяет сократить затраты на разработку, испытания и серийное производство.

МИТ действительно до сих пор не имел опыта создания морских ракетных комплексов. Но в кооперации по ОКР "Булава" работают практически все организации, традиционно связанные с морской тематикой, в том числе опытнейшее НПО автоматики в Екатеринбурге. Однако степень участия в разработках ГРЦ "КБ им. академика В.П. Макеева", особенно в части использования уникальной стендовой базы для наземных испытаний, представляется действительно недостаточной. Не могу согласиться с Григорьевым, что это следствие интриг и нездоровой, как он полагает, конкуренции. В сложившихся условиях финансирования и деградации отечественного военно-промышленного комплекса эта конкуренция весьма жесткая, но считать решения, принятые коллегиально руководством Минобороны (вместе с ВМФ), Советом Безопасности и профильными структурами правительства, результатом каких-то интриг и закулисного лоббирования по меньшей мере некорректно.

Вместе с тем нельзя не согласиться с профессором Григорьевым, что колоссальный научно-технический потенциал ГРЦ "КБ им. академика В.П. Макеева", в первую очередь человеческий, без всяких сомнений, должен быть сохранен и востребован. Для решения этой важнейшей задачи необходима специальная программа, но это уже другая тема....